Нури

Как же сегодня печет солнце! Оно только начало свой утренний обход небосвода, но уже залило все ярчайшим светом, да таким, что больно глазам.

Я уже позавтракал остатками чьего-то вчерашнего ужина и даже угостился кусочком свежего лахмаджуна у знакомой официантки в кафе у мечети.

А теперь можно и отдохнуть. У меня есть несколько укромных местечек в тенечке, и я устраиваюсь в одном из них, у домашней кухни, с прицелом на обед.

Дверь открывается и на пороге появляется маленькая хозяйка с добрыми глазами.

— Нури! Опять ты тут, лежебока! — восклицает она с притворной строгостью. — А ну ка пойди жирок раструси, а то вон какие боки намечаются.

Нури это я. Меня в Каше все знают. Добродушен, рыжеват, с черными ушами и носом.

У меня даже бирка особая имеется в левом ухе, ярко-голубая, а на ней цифры какие-то важные.

Только я в них не разбираюсь. А вот имя свое хорошо знаю.

Нури. Легко запомнить. На языке людей это значит яркий, сияющий. Прямо такой, как сегодня день.

Это хозяйка домашней кухни какому-то туристу объясняла, а я подслушал. И теперь еще более горд за свое имя.

В отличии от этих наглых вездесущих шипящих комков шерсти я на ксс, псс и фсс не отзываюсь. Потому что я лучезарный и сияющий пес Нури.

Но поскольку сейчас моей светоносности никто не замечает и не угощает кефте, я отправляюсь в другое свое излюбленное местечко — амфитеатр с захватывающим видом на море.

Тут, в тени старого оливкого дерева я изволю почивать на деревянном полу.

И грезятся мне кебабы всех мастей, кусочки курицы в соусе и без, домашний свежий панир.

А еще, сражения с местными усатыми разбойниками, особенно с их наглейшим рыжим предводителем с разорванным правым ухом. Даже былые раны саднят под наросшей уже новой шкурой.

Но не только такие грезы посещают меня в этом амфитеатре. Иногда сквозь собачью сущность Нури проскальзывают вдруг другие образы.

Вот и сегодня так. И не пес я вовсе, не Нури, и нету у меня голубой клипсы в ухе. Зато есть кудри до плеч и борода.

Мечети вокруг не поют голосами муэдзинов, и турков тут нет и в помине. Впрочем, как и самого города Каша.

Зато есть небольшой городок Антифеллос. Когда-то свободный ликийский порт, а нынче в составе Римской империи. И чтят в нем богиню Лето и Артемиду, и, конечно, златокудрого Аполлона.

И я, представьте себе, стою практически на этом самом месте, только оливкового дерева нет.

Солнце уже отполыхало и укладывается спать на оранжевые перины неба.

На мне нелепый (по собачьим меркам) костюм, и я со сцены громко вещаю что-то на странном языке. А наверху, на каменных скамьях театра сидят люди и слушают меня и других актеров труппы.

Свободных мест практически нет, а это значит, что на нашу постановку собралось около трех тысяч человек.

Периодически толпа покатывается со смеху, и я внутренне ликую. Ведь сегодня самая ожидаемая премьера года. Это успех нашей комедии!

Я ищу в толпе теплые, зеленые глаза той, что, наверное, станет моей женой. Ищу, чтобы отразиться в них, чтобы они вместили мою радость.

После представления, когда смолкают аплодисменты, зрители неспешно расходятся, а камни отдают набранное за день тепло, мы с ней идем к морю.

Мы смеемся, болтаем, строим планы, а море одобрительно шумит и обволакивает нас нежным соленоватым бризом.

Но только планам этим не суждено сбыться. Актерское дело не в чести в Римской империи, а императору срочно нужны солдаты.

Через неделю я в компании бывших актеров труппы оказываюсь на корабле, следующем в Египет.

Зеленоглазая девушка с берега машет мне руками, пока не превращается в крохотную точку, а потом и вовсе не скрывается за горизонтом.

Но только Египтет я так и не увидел. По пути на нас коршуном бросается киликийский пиратский корабль, и я одним из первых попадаю под мечи атакующих. Что происходит с кораблем дальше мне уже не ведомо.

Душа моя расправляет крылья и устремляется в небо. Но путь в Вечность, как известно любому ликийцу, проходит через гробницы, высеченные высоко в скалах.

Говорят, что души тех, кого хоронят в таких гробницах в некрополисах, не блукают и сразу находят свою дорогу в вечность.

А моя, очевидно, заблудилась, раз я до сих пор здесь, посапываю под оливковым деревом и недовольно отгоняю лапой назойливую муху.

Но что это за дивный аромат разносится в воздухе? Я принюхиваюсь.

Свежеприготовленные кефте окончательно вырывают меня из блужданий по прошлым жизням.

Ну и наснится же такое. Я потягиваюсь и делаю собаку мордой вниз и вверх.

Если бы вы могли задать Нури всего один вопрос, что бы вы спросили?

Наверняка о том, хотел бы я снова прийти человеком.

Даже не знаю, что вам на это ответить. Вопрос очень неоднозначный.

С одной стороны да, у людей есть магический доступ к всевозможным яствам и вкусностям.

Но с другой… Быть человеком, насколько я помню, сплошное беспокойство. Моменты блаженного умиротворения редки, зато одержимость идеями грандиозна.

А идеи это почище сентябрьских мух, лапами их не отгонишь. И все людям неймется, и все им мало. А за века это только усугубилось как я посмотрю.

И даром, что у людей нет в ушах клипсов с номерами. Зато они в последнее время все в намордниках ходят и тревогой от них пахнет.

Ну да ладно, заболтался я с вами. Пойду, а то кефте остывают.

А вы, если не торопитесь, присядьте на одну из теплых каменных лавок и посмотрите на блестящее и сияющее, как мое имя, Море.